Книга Дорога к Зверю  - Марина Дарман

Рядом с шатром стоит Дарен и с любопытством изучает ее, Нюру. Точнее волчицу. Нюра подскочила, снова села, подскочила. Оставаться перед странно пахнущим Дареном нагишом не хотелось. А как дать понять, что это она, и что ему нужно отвернуться? Волчица крутанулась на месте, подхватила корзину и ринулась в шатер.

Чужак с тройным запахом покорно посторонился, провожая задумчивым взглядом, но вытаскивать за хвост не стал. Отошел в сторонку, и повернулся лицом к хутору.

«Меня ждет, – сообразила голая Нюра, суетливо натягивая наряд. – Он там. Я тут. Хороша прогулка. Только бы не ушел». А с запахом можно разобраться позже, тем более в таком виде она его не ощущает.

Из укрытия она вышла с виноватым видом, ловя себя на желании шаркнуть ножкой, как перед провинившимися родителями. Дарен изумлено усмехнулся, помог переступить через лужу и весело заметил:

– Откуда что берется?! Волчица вышла крупная. Не то, что ты.

– Правда? – зарделась Нюра.

На хуторе шибко худые девки были не в почете. А она считалась красавицей. Недаром же Горыня захаживал, а он видный лютый из зажиточной семьи. Заезжие барыни-то обычно поражали тонкостью стана, да длиною носа. Тощие косички тоже замечали все. Такие и вымыть ничего не стоит. Не то что Нюре, для которой помывка волос целый подвиг длиной в полклока. В общем, разное у хуторян и бар понятие о красоте. А тут… приятно, что уж.

– И сердце у тебя, наверное, горячее? – вкрадчиво произнес Дарен, и заработал в ответ осторожный взгляд и щедрый румянец на щеках.

– С чего ты взял? – насупила Нюра. Неужто заметил? Хотя любой бы заметил. Даже слепой.

– У всех сердце горячее, – мягко отозвался Дарен и коварно добавил: – Конечно, у тех, у кого оно есть.

– У всех сердце есть, – в тон ответила лютая, пытая сообразить к чему он клонит. Вывод получился не радостный. Куда уж прозрачнее намек-то.

– У меня нет, – тонко улыбнулся он, прикладывая палец к ее губам. – Тш-ш-ш. – Он мягко прикусил ее нижнюю губу и тихонько спросил: – Ты же никому не расскажешь? Нет? Аннелька?

Нюра мотнула головой, пытаясь усвоить услышанное. Нахально поцеловала в ответ: а нечего так близко стоять. И ответила:

– Так не бывает. Ишь ты без сердца. Как так можно жить-то? И куды делось, скажи?

– Забрали как плату за новую жизнь.

– Кто забрал? Какая жизнь? – лютая понизила голос и подошла так близко, что ощутила его дыхание. Пирожки с капустой – определила она. Так вот от кого пахнет свежей сдобой?!

– Вештица. Забрала вештица. А новую жизнь подарил Зверь. Только, я не хочу ту, что он мне дал. Хочу настоящую. А без сердца это невозможно.

Нюра приложила ладонь к его груди. Потом припала ухом. Стука не было. Совсем. Дарен мягко улыбался, точно ничего особенно не происходило. А лютая все щупала и щупала, бормоча:

– Как так-то? Не бывает же. Не бывает? Что ж делать-то, а?! – и так всю прогулку. Даже про поцелуи забыла.

Дарен загадочно молчал большую часть вечера. У ее дома прижал Нюру покрепче и грустно поведал:

– Знаешь, я очень хочу быть с тобой. Правда! Но без сердца это невозможно. Зря я, вообще, пришел. За тобой вон какой видный волк ходит.

– Горыня, – презрительно окрысилась Нюра, и с тревогой запричитала, вглядываясь в глаза: – Ты же придешь завтра? Придешь? Мы найдем тебе новое сердце. Только приходи. Ладно?

– Завтра. Приду, – уклончиво отозвался чародей.

Лютая поняла: в последний раз. Домой она шла, пошатываясь, как после медовухи, и вытирая сухие, словно огнем горящие, глаза. А ее собственное сердце билось так часто, что не давало ни дышать, ни плакать.

* * *

Новой встречи Нюра дождалась с трудом. Спала она плохо, вздрагивая от малейшего шума, чего раньше с ней не случалось. Обычно за день уработаешься и ночью засыпаешь, едва коснувшись подушки. Обычно, но не сегодня. Слова загадочного чужака не выходили из головы. «Не бывает так. Не бывает», – твердила она себе, но успокоиться не получалось.

– Врешь ты все! – выпалила она, едва завидев Дарена.

Он пришел не с той стороны, что обычно и выглядел измученным. Белый кафтан с белой же рубахой удивительно шли к его смугловатой коже. А вот белые чеботы среди хуторской грязи смотрелись чуждо. Да и весь сияющий облик его больше подходил ко двору князя. А может оттуда и явился? Сразу видно, барин!

Раньше Нюра не задумывалась как Дарен пешим преодолевает такие расстояния и остается чистым. До соседнего Лютоеткино не так уж и далеко. Местные привыкли ходить туда пешком, но они и подобной чистотой не отличаются. А тут чеботы словно только из лавки. Ишь, вырядился.

Лютой даже неловко стало за свой наряд. И вроде понева праздничная, и рубаха под ней расшитая, и бусы яркие, а словно не к месту. Кичка и та раздражает. А ведь раньше она с гордостью носила все это. Онучи с лаптями и вовсе надевала лишь по праздникам, дабы хватило дольше.

Дарен насмешливо разглядывал хуторянку, наблюдая за сменой эмоций на его лице. Ожидание, сменилось, удивление, восторгом и… досадой. Нетипичная реакция на его приход. Обычно волчица старательно скрывает улыбку, но спрятать шибко сильный румянец на круглых щечках не может. А тут, с чего бы это?

– Ты мне не рада? – он подбавил задушевности в голос и стер насмешку с лица. Выпад, наоборот, проигнорировал, подогревая любопытство.

– Рада, – хмуро отозвалась Нюра, пряча взгляд.

– Тогда что не так?

– Все так, – лютая нахмурилась сильнее и отодвинулась, рассмотрев грязь на лаптях. А ну как заляпает.

Дарен с недоумением окинул себя взглядом, не нашел ничего подозрительного, пожал плечами и уточнил:

– Тебе не нравится белый цвет?

– Нравится, – вздохнула Нюра отодвигаясь. Разговор все больше напоминал пытку в кузне. Причем в роли кузнеца выступал он, клещами вытягивая слово за словом.

– Тогда что не так?

Кажется он это уже спрашивал. Но все «умные» вопросы куда-то запропастились. Выяснение отношений с женщинами – не его сильная сторона. Поди разбери о чем она думает, когда смотрит будто ты уничтожил ее мечты, причем все разом. И когда успел-то, если вчера было все нормально, а сегодня она сразу обиделась.

– Ты слишком белый, – со вздохом призналась лютая. – Чересчур. А вдруг я тебя испачкаю?!

Дарен моргнул, не сумев скрыть растерянность. Нелепее претензии он не слышал.

– Давай и тебя переоденем во все белое. Тогда я тоже буду бояться тебя испачкать, – отшутился он.

Нюра насупилась, выпятив губы. Ответить ей было нечего. Ох права была матушка, называя его городским хлыщом. Только такой и может подобное предложить. Где она возьмет-то подобную ткань? Видно же, дорогая.

– Так что, переодеваться будешь?